Валерия-Брайн Ободзинская

Таксист резко повернул, меня отбросило к дверце. Вцепившись в ручку, я часто заморгала, схватилась за шею: что-то больно сжалось в горле. Больше не увижу маму...
​ -Лерунчик, - она успокаивающе положила руку мне на ладонь. - Все будет хорошо. Полечишь глазки. Станешь здоровенькой. И я тебя заберу.
​Мама прижала меня к себе. Гладкая, прохладная кожа ее куртки скользнула по щеке. Я закрыла глаза.
​-Наверх нельзя! - возмущённо отстранила маму толстая злая тётька, когда мы зашли в здание глазного санатория.
​Я приникла к родному животу:
​-Не пойду туда! Не пойду!
​Две женщины вырывали меня. И мама... уворачивалась, будто хотела, чтоб я ушла.
​Меня волокли по коридору, я висла на крепких руках, подгибала ноги, оборачивалась, захлебывалась:
​-Мамоч...! Пожа...! Я бу... бу слуш...
​Меня провели в раздевалку. Воспитательница, схватив за ворот куртки подтолкнула к голубому, пустому шкафчику с открытой дверцей:
​-Раздевайся, проходи ко всем!
​Я залезла в шкаф. Закрыв за собой, задела виском зеленый крючок. Через круглое отверстие дверцы виднелся свет из коридора. От света болела голова. Опять эта боль вцепилась лапами в голову, в волосы. Я отвернулась к задней стене шкафа. Тихо.»

-Думай, думай! - повторил себе Брайн и пошатываясь, снова сел к главарю.
Он знал, что темный не поймет, скажет, вздор несешь, а может рассмеется в лицо, но Брайну непременно хотелось высказаться:
-Мне необходимо сказать ему так, чтобы только он один понял. А другая, теневая часть не услышала. Чтобы пока я говорил, я ничем не разбередил бы ту часть. Тут шифр нужен. Найти слово. Которое, я как стрелу метну сегодня. А в цель оно попадет после. Когда все страхи и демоны будут свирепствовать и испытывать его доверие...
-Шифр.. - перебил меня главарь. - Когда батя утром уходил в клинику, он был у меня хирургом... он остановился в дверях и глянув на вешалку, просто сказал: «Дэн, надень пальто, а не этот задрипанный пиджак. Сегодня холодно. И так будет более элегантно».
Главарь помолчал. Затем странно хмыкнул:
-В тот день мы потеряли его. Инфаркт. Но я до сих пор помню. Надень пальто. Сегодня холодно. Так будет более элегантно... Последние слова всегда запоминаются более всего. Они смакуются и прокручиваются в голове сотни раз. Одно предложение, но всякий раз я осмысливаю его по-новому... Так будет более элегантно... Он хотел, чтобы я был элегантен. Чтоб я нравился. Сегодня холодно. Ему было небезразлично, что со мной, когда его рядом нет.
Брайн взглянул на говорившего. Его скуластое лицо показалось родным и теплым. Это был обычный парень Дэн. У которого однажды утром отец ушел в клинику.
-Это ты сумел наделить их смыслом. - сказал Брайн. - Что несешь внутри себя, то и вложишь в слова ушедшего. Ты вложил любовь.

-Ну, смотри, когда очень хочется умереть, надо представить, что ты это уже сделал.
-Что это даст? - обхватив колени, она шмыгнула носом и устремилась на мокрые, расплывающиеся здания.
-Ты выиграешь время. А ещё… у тебя появится возможность посмотреть, а что было бы дальше

-А я всегда знала, что мои родители - не мои!- Аля заходилась от смеха, ее клетчатое пальто и шарф, завязанный на шее узлом, облепляло снегом.
Я стояла в стороне, растерянно смотрела на нее и почему-то завидовала. Так поверить в игру. Неужели одним словом я смогла подарить ей маму?
Пустая, испуганная, я села на попу, сгребла горсть снега в ладонь, зачем-то сминая его пальцами. И тут все словно отъехало от меня куда-то в сторону. На снегу не я, а мальчишка, беспризорник. Прилёг на локти. Радостно жует снег, смотрит на Алю, как в экран телевизора, улыбается.
-И нашей настоящей маме будет не все равно! - продолжает кружиться Аля, подставив лицо снежным хлопьям, летящим с фиолетового неба. - Она нас любить, жалеть будет!
Усмехнувшись ее безумству, беспризорник приподнялся, схватил Алю за руку, потянув за за собой в сугроб и категорично замотал головой:
- Наша мама не жалеть, она верить в нас будет.